Папа был шахтер. У него была светло-коричневая каска, на которой светился маленький огонек-фонарик. Папа называл его «коногонкой». Когда он возвращался с работы домой, глаза у него были черными от угольной пыли. Он каждый день уезжал под землю и там добывал блестящий хрупкий уголь. У нас во дворе иногда была целая куча. Она лежала на солнце пару дней, пока папа не перетаскивал ее в сарай… Я обычно возился рядом со своими игрушками, иногда брал в руки кусок угля и солнечные блики играли на его гранях…
Зимой углем топили печку, и в нашем деревянном доме на окраине города всегда было очень тепло, — даже жарко. Так жарко, что я ходил по дому в трусах. Вечерами, когда на улице трещал мороз, а за чугунной дверцей печки мерно гудело пламя, папа рассказывал мне диковинные истории про Луну и звезды. В это время было очень интересно и уютно смотреть на огонь. Незаметно я засыпал у него на руках. А когда просыпался, в окно косыми оранжевыми лучами заглядывало утро, и мне всегда было так жалко, что я не дослушал рассказ и уснул. Я был еще совсем маленьким.
Папа любил придумывать разные смешные стихи и новые слова. Придумает – и ходит по дому с хитрой усмешкой, повторяет свои слова на разные лады, прислушивается. Как будто пробует на вкус. Весна в наших степных краях всегда наступала точно в срок, и на улице вовсю светило солнце, а папа ходил со мной на прогулки. Иногда наши прогулки превращались в настоящие походы. Ранней весной мы ходили в степь за подснежниками, летом — купаться на ставок, осенью — в балку собирать дикие груши. А то вдруг залазили на высокие горы-терриконы, откуда открывались такие бескрайние и красивые просторы, что просто дух захватывало.
Однажды мы даже спустились вместе в шахту. В тот день был большой праздник в нашем городке – День Шахтера. И шахта не работала. Поэтому нам разрешили побыть немного времени в самом настоящем забое – в таком месте, где шахтеры рубят уголь. Мне было очень страшно, так как все это находится на очень большой глубине. Над головой у тебя – миллионы тонн земли, глины, камней и угля… И ты это как-то чувствуешь. Это давит на тебя. Внутри. Если ты там в первый раз, то возникает такое чувство, что больше уже отсюда не выберешься. Что то обязательно случится – вот прямо сейчас, через пару секунд… обязательно…. И от этого делается не только страшно, но еще и тоскливо. Так тоскливо, что даже самый нудный осенний дождь по сравнению с этой тоской кажется тебе лучшим другом. А еще там было темно, сыро и оглушительно гудели огромные вентиляторы. Казалось, что этот гул способен не только поменять свойство пространства, сделать его густым как кисель и труднопроходимыми, но еще и остановить само время… Именно это в какой-то момент и произошло. Как во сне. Из которого не можешь выбраться…
Однако в детстве всегда найдется выход. Папа был рядом и в эту трудную минуту он взял меня на руки, а потому я справился и вскоре почти перестал бояться.
Помню, мне было непонятно — что заставляет моего папу каждый день идти в такое жуткое место, чтобы добывать уголь?! Неужели нельзя сделать так, чтобы другие люди туда ходили, а мой папа — нет?! И нельзя ли и вовсе обойтись без угля?! А вдруг папу завалит там и он не выберется наружу?! Когда я его об этом спросил, он только усмехнулся и сказал, что типа «Кто-то же должен» или — «такова правда жизни»… Уже и не вспомнить точно. Но я продолжал бояться за него… За его работу…И совсем не любил черный блестящий уголь…
Когда ты еще маленький, время будто спит, а если и просыпается, то обычно никуда не торопится и топчется на месте… Однако, как то так незаметно я стал немного старше, потом пошел в школу, и там узнал, что уголь дает нам не только тепло, но еще и электричество, которое светится в обычных лампочках, включает телевизор и заставляет работать разные полезные и нужные механизмы. Потом я еще немного вырос, а потом – еще немного, пока, наконец, как мне казалось, не стал совсем взрослым.
И вот однажды я решил уехать из наших степных краев. В детстве они казались такими родными и такими милыми. Но я ведь окончательно вырос?! Так я думал тогда. И мне уже было как то скучновато здесь. И когда я решил уехать, я очень обрадовался, что увижу что-то новое, неизвестное. От нетерпения у меня даже покалывало в кончиках пальцев, так не терпелось мне покинуть родные места… И все таки, уезжал я с тяжелым сердцем, мне в какой-то момент стало вдруг так жаль мою маленькую родину, что украдкой я даже немного поплакал, пока никто не видел. Мой дом, мое детство и все то моё, что я оставлял, в этот час все это как бы стало единым целым – как старая обшарпанная игрушка, к которой я привязался в детстве, и которую любил всей душой, но не мог никому показать, ибо начали бы смеяться надо мной и мне стало бы мучительно стыдно… Ведь у всех давно новые и современные игрушки, не то, что эта моя плюшевая собачка…
Каждый человек так устроен ,что в определенный момент ему обязательно захочется чего-то нового, такого, чего он никогда еще не видал. Он оставит все старое без сожаления и обязательно уедет. Это происходит рано или поздно со всеми на свете взрослыми людьми.
Когда с тобой происходит вот такая вот штука, такая вот непреодолимая тяга к перемене мест, тогда ты просто уверен, что то новое, то, что ты так внезапно возжаждал, — это и есть та самая, настоящая и главная правда в жизни. А все остальное так, — неуклюжее прошлое, которое можно стыдливо засунуть куда-нибудь в шкаф, или положить в темный угол на самую дальнюю полку. Или бросить впопыхах в пыльную кладовку – может когда-то, для чего-нибудь и сгодится! А то бывает, что и просто выбросят свое прошлое на свалку, да и забудут о нем…
Но однажды ты осознаешь, что годы-то уже просто бегут. Бегут от нас неумолимо, быстро, а иногда – незаметно и безжалостно. И в один, далеко не самый безоблачный день, ты понимаешь, что прошлое тебе уже не вернуть ни за что на свете. И вдруг оказывается, что твое прошлое – это совсем не хлам. Память напомнит тебе, что именно там осталось нечто по-настоящему ценное… нечто очень дорогое и близкое… и без чего жить ну…. можно, конечно, но уже не будет так тепло и уютно, как когда-то зимой возле печки.
Как молния за окном в дождливый вечер,приходит мысль, что именно там – в твоем безоблачном прошлом, в твоих милых краях и жила та самая — настоящая правда жизни. Вот только понял ты это слишком поздно. И папы больше нет. Да на самом деле нет и тех краев… Без папы – там все равно, что пустыня для тебя… И нет больше детства. И ты уже на самом деле большой и взрослый. Даже слишком большой. Слишком взрослый. И что толку, что ты – из тех самых взрослых, кем ты так хотел побыстрее стать в те далекие милые детские годы. А теперь уже не хочешь. Понимаешь. Увы. Как жаль…
Что-то, очень похожее на злой рок и то, что обычно называют временем, забирает все и оставляет себе. И твое детство. И папу. И никому и никогда еще не удалось побороть его. И хоть что нибудь вернуть назад. Таковы несправедливые законы Вселенной. И как жаль, что на этом стоит само мироздание. Это просто нечестно. И бесчеловечно.
Время так велико, что даже боги бессильны перед ним… Что уж говорить про людей… Но все же есть кое-что у нас… Это наша память. Только она, только память, на очень короткий миг и то — не всегда, может сотворить иллюзию или видимость возврата в прошлое.
Я где-то слышал, что ученые утверждают, будто бы механизм памяти заключается в способности организма синтезировать внутри нас те химические вещества, что когда-то создавались им в те далекие счастливые дни, под влиянием тех самых условий, чувств, и переживаний… Я не согласен и мне бывает очень обидно за такую простую трактовку механизма нашей памяти… Но внутри я все же склонен думать, что наверное, все это так и есть на самом деле. Я же учился в школе и знаю, что мир материален…. И материально всё – свет, звук и даже память и даже мысли, ибо мысли – это тоже совокупность химических веществ в твоей крови в данный момент времени… Может, именно поэтому и все на свете подвержено непременному и неумолимому разрушению и забвению?! Так как материально?!
Правда, иногда я нет-нет да и увижу, что в нашей Вселенной существует и что-то другое… Может быть и не из нашего мира. Не из нашей Вселенной и не из нашего времени. Кто знает?! Ведь когда я вспоминаю папу, мне всегда становится тепло. Даже физически… Когда я вспоминаю папу, мне всегда светло. Где-то внутри меня будто зажигается свет… И вы можете смеяться, — но я почти уверен, что это сквозь непроницаемую, холодную и темную толщу времен светит мне маленький огонек его старенькой «коногонки». И дело здесь совсем не в том, что мир материален… Не так ли?!